P.S. Я сказал тебе, что испытываю неудовлетворенность… Нужно наверстать упущенное. Не ревнуй, тебе тоже кое-что останется… Целую.
А-аапчхи! Черт, проклятый дасборк! Сейчас три часа дня, у бедя заложен дос, я у себя в кобнате, лежу под покрывалом и говорю в этот дурацкий багнетофон. Бде все хуже и хуже. У бедя озноб и, кажется, поднялась темберадура. Старуха велела бде пойти поспать, я проглотила горсть асбирина, надеюсь, будет лучше.
Теперь я гораздо лучше подибаю, что происходит… Божет быть, у бедя был бред… Сегодня утром я просдулась одним рывком в восебь часов — бде всю дочь сдились кошбары про то, что броисходило дакадуде.
Когда доктор вердулся, все спустились вниз. Он выглядел неваждо и объяснил, что у этой шлюшки нашли письмо — в дем говорилось, что у дее была куча любовников и она, вне всяких собдедий, покончила с собой, чтобы избежать скандала.
Почебу вызвали его — деподятдо: про дего в записке де было ди слова. Оди вызвали бужа, чтобы его допросить. Доктор, кажется, вде подозредий, до теперь од здает, что кто-то из его отпрысков спал с его любовдицей… То ли еще будет… Потом доктор ушел даверх спать, а за дим и остальдые. Плюс еще записка от этого психа и предстоящая рождестведская вечеридка! Черт, у бедя больше дет сил!
Да, вот еще что: встав сегодня утром, я пошла проверить дневдик сопляка и обдаружила довую запись — я ее еще не читала, не было вребеди. Сейчас оди все разбрелись кто куда. И потом, мне даплевать: только и делаю, что лежу и сборкаюсь… На завтрак ничего не ела: хотелось блевать… Пойду прочитаю запись… Посмотрим…
Будь ты проклят! Дадо посботреть сегодняшдюю газету… Это девозбожно!
Я де хочу, чтобы все это дачидалось сдачала, я де хочу, прошу тебя, Господи, сделай так, чтобы это было просто совпадедием, я де хочу, де хочу, с бедя хватит!
Проклятая газета! Девушка себдадцати лет, всего себдадцати — ты слышишь, Господи? С перерезаддым горлом — ты здаешь, как себя чувствуют с перерезаддым горлом? В тюрьбе у дас была одна девчонка, которая зарезала своего бужа. Ода все вребя кричала: «Кровь, кровь так и брызжет, кровь!» — и ей давали успокоительдое.
Да убитой девушке были розовые брюки — так даписадо в газете, ей было себдадцать лет, ее звали Джоби, ода работала на фабрике. Огробдый заголовок: «Садист убивает сдова». Еще таб говорится, что, божет быть, теперь отпустят Эндрю — полиция считает, что это убийство совершил тот же человек, который видовад в предыдущих. О, пусть полиция придерживается этой версии и да этот раз действует более эффективдо, чем радьше!
Как он сбог узнать об этом еще до того, как вышла газета? Как? Я здаю как. Но я де хочу, де хочу!
Если придут полицейские, я иб все расскажу, и да побожет бде Бог!
Божет быть, он поднялся чуть свет, потихоньку ушел и купил первый выпуск газеты? Ду да, ибенно так — когда все сдова засдули, он вышел, увидел эту газету и решил воспользоваться случаем, чтобы нагдать да бедя страху. Так и есть! Какая же я дура! Чуть де даступила да те же грабли! Ох, дадо опять высборкаться! Вот теперь лучше… Кодечдо, все ибенно так и было… А теперь спать!
Какой замечательный день! Все небо серое, в мрачных тяжелых тучах. Я так люблю, когда небо затягивают тучи и вот-вот пойдет град…
У папы сегодня странный вид. Он смотрит на все мутным взглядом. Все удивлены, никто не понимает, что это с ним (кроме меня, конечно). Думают, что виной всему волнение и усталость после прошлой ночи, расспросов в полиции… А папочка наверняка думает о том, кто же из нас оседлал его любимую кобылку… Несчастный…
Мама тоже какая-то странная. Держится напряженно, словно что-то подозревает. Тем более что сегодня утром звонили из полиции — представляю, что они ей наговорили… Бедная мама… У Дженни течет из носа, и она непрерывно чихает как одержимая.
Утром я слышал, как ты рылась в шкафу, но я знаю, что ты еще не прочла газету, потому что она лежит в библиотеке, склеенная почтовой лентой.
Понравился тебе мой сюрприз? Поняла теперь, кто здесь Господь Бог? Никогда не забывай, Дженни: ты здесь затем, чтобы прислуживать нам, чтобы избавлять нас от хлопот. Я не шучу, просто объясняю тебе твое положение, но знаю, что ты, как всегда, не обратишь на мои слова никакого внимания и, как всегда, получишь по носу.
Если бы ты, по крайней мере, не совала этот нос в мои дела!
Слишком поздно!.. Ты забываешь о том, малыш, что я наткнулась на твой дневник совершенно случайно, потому что моя работа — не убирать дерьмо за маленькими придурками вроде тебя, а… А что, в самом деле? Грабить богатых старух — да, вот именно, обворовывать богатых старух, но не трупы, ясно?
Вечер прошел мрачно. Во-первых, я прочла его писанину. Потом, прислуживая за столом во время ужина, созерцала каменное лицо доктора и Старуху, напряженную, как натянутая струна. Приходила Кларисса на последнюю репетицию. Мальчишки пели с большим аппетитом… ох, что это я?.. с большим удовольствием, как будто ничего не произошло. Впрочем, убитая девушка им совершенно чужая… Не знаю, что ему написать. «Хватит играть, довольно, это уже не смешно». Разумеется, это глупо, но тем хуже — ничего другого не приходит мне в голову.
Полночь. Я только что прочитал твою записку, Дженни, — как раз перед тем, как мама зашла в свою комнату. Дурацкая записка.
С чего ты взяла, что это игра? Разве твоя жизнь, или жизнь Шерон, или Карен, или девчонки в розовых брюках, или Клариссы — это игра?